округлились глаза.
Она была хорошенькая и очень походила на манекен в магазине готового платья. Особенно из-за этого удивленного выражения.
Потом я медленно пошел на пляж, сжимая голову руками.
«Что это могло означать? – спрашивал я себя. – Может быть, какая-то новая бомба взорвалась над курортным районом? Может быть, наша планета пролетела через какой-то сгусток космической материи, который остановил или замедлил все на земле? Но почему же тогда я остался таким же, как прежде? Может быть, я брежу или просто сплю?»
Но я мыслил вполне логично и ни в коем случае не спал. Палец, который я обжег о цилиндр мотоцикла, саднило, и на нем уже образовался водяной пузырик. Да и вообще все кругом было слишком реальным, чтобы быть сном.
В состоянии сна или бреда – в эфемерном, кажущемся мире – человеку бывает доступно далеко не все. Иногда он не может, например, убежать от того, кто за ним гонится: иногда, наоборот, не в состоянии догнать того, кого он сам преследует. Всегда есть какие-то ограничения. А тут все было просто и естественно. Я стоял на берегу залива, позади был мой дом – при желании я мог оглянуться и увидеть его. Я мог сесть и мог встать, мог протянуть руку и опустить ее. Меня никто не преследовал, и я сам ни за кем не гнался.
И тем не менее я был единственным двигающимся человеком в остановившемся, застывшем мире. Как будто я попал на экран замедленного кинофильма.
Я подошел к воде и с размаху ударил ногой неподвижную волну. Наверно, в моем положении было очень глупо проделывать такой опыт. Я ведь был в домашних туфлях. Мне показалось, что я ударил по каменной стене. Я взвыл, подскочил и завертелся на одной ноге, схватившись за носок другой.
Вода тоже стала не такой, как прежде.
Не помню точно, что я делал после этого. Кажется, метался по берегу, выкрикивая какие-то бессмысленные слова, требуя, чтобы «это» прекратилось, чтобы все сделалось таким, как было. Пожалуй, это был самый трудный момент для меня, и во время этого припадка отчаяния я действительно был близок к тому, чтобы сойти с ума.
Потом я обессилел и, усталый, свалился на песок у самой воды. Ближайшая волна бесконечно медленно шла ко мне. Я тупо смотрел на нее, неподвижно сидя на мокром песке. Медленно-медленно, как расплавленное стекло, она подкатила ко мне – было страшно видеть, как она приближается, – и захватила ступни, колени и бедра. Минут десять, наверно, прошло, пока мои бедра оказались в воде, нервы мои опять напряглись, и я чуть не закричал.
Но все окончилось благополучно. Волна схлынула минут через пять, и я остался сидеть в мокрой пижаме.
Потом я почувствовал, что все эти чудеса просто надоели и опротивели мне. То, что случилось, было совершенно необъяснимо – во всяком случае, необъяснимо для меня в тот момент – и поэтому очень противно.
Я поднялся и побрел домой. Мне хотелось укрыться от неподвижных людей в поселке. У меня была тайная надежда, что если я засну, то через некоторое время опять проснусь в мире, который стал движущимся и нормальным.
– Но позвольте, – прервал я инженера, – когда все это было?
– Двадцать пятого июня этого года.
– Значит, все это вам показалось?
– Нет, не показалось. Все так и было.
– Но ведь я тоже помню двадцать пятое июня. – Я недоверчиво пожал плечами. – Я помню этот день, и многие другие помнят. Может быть, это коснулось только вашего поселка? Но и тогда такое положение не прошло бы незамеченным. Об этом все говорили бы. Что-нибудь появилось бы в газетах.
Инженер покачал головой:
– Только я один и мог это заметить. Но слушайте дальше.
Инженер встречает незнакомца
В нашем саду, справа от калитки, если идти к дому, стоят несколько густых кустов жасмина. В этой заросли спрятана большая будка для собаки. Один мой приятель, уезжая в командировку, оставил у нас на лето немецкую овчарку. Для этого пса мы построили будку, а потом наш знакомый, вернувшись, взял свою овчарку, и будка осталась пустовать.
Весной и летом сыновья используют ее для игры в индейцев.
Сейчас, идя по дорожке домой, я вдруг увидел, что из будки торчат чьи-то ноги в больших стоптанных и заляпанных сырой землей ботинках.
Как и все владельцы дач, я не люблю, когда в наш сад без спроса заходят незнакомые. Кроме того, я был поражен странной позой этого человека и с удивлением спросил себя, что он может делать там, в будке.
По-моему, я на мгновение даже забыл обо всех невероятных происшествиях этого дня.
Я подошел к кустам и стал смотреть на эти ноги.
И вдруг я услышал человеческий голос. В первый раз за все утро в странном, ни на минуту не прекращающемся шорохе прозвучали настоящие человеческие слова.
– Не надо… Не надо, – бормотал незнакомец.
Потом послышалось несколько ругательств, и опять то же самое:
– Не надо…
– Послушайте, – сказал я, – вылезайте! Вылезайте скорее!
Ноги дернулись, и незнакомец замолчал.
Я присел на корточки и потянул его за ботинок со словами:
– Ну, вылезайте скорее. Вы еще не знаете, что случилось!
Незнакомец лягнул меня и выругался.
Сгорая от нетерпения, я ухватил его ногу обеими руками, напряг все силы и вытащил мужчину из будки.
После этого мы некоторое время остолбенело смотрели друг на друга. Он – лежа на спине, я – сидя возле него на корточках.
Это был плотный коренастый парень лет двадцати пяти или двадцати семи, с бледным, нездорового цвета лицом. У него был курносый нос и серые маленькие испуганные глаза.
Глядя на его могучие плечи, я удивился тому, что так легко вытащил его из будки. Наверно, ему там не за что было зацепиться.
– Послушайте, – сказал я наконец, – что-то такое случилось со всей землей. Понимаете?
Он приподнялся, сел на траве и боязливо посмотрел через редкий забор на шоссе. Отсюда, из сада, видны были неподвижные мужчина и женщина на дороге.
– Вот, – сказал он с испугом. – Смотри!
Затем он перевернулся на живот и попытался снова юркнуть в будку. Я его с трудом удержал.
После этого мы шепотом – не знаю, почему именно шепотом, стали разговаривать.
– Весь мир остановился, – прошептал я. – И этот странный шорох…
– И на велосипеде, – сказал парень. – Видел того типа на велосипеде?
– Какого типа?
– А там, одного. В майке. Я его свалил.
Выяснилось, что на тропинке, за дачей Мохова, он встретил велосипедиста, неподвижно стоявшего на месте, и сбросил его на землю.
– Зачем вы это